Не обижайте чудаков!

Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине. 

Козьма Прутков

Творческая личность, как говорят социологи, чаще всего единственный ребенок в семье, отец которого видел в нем средство реализации своих неисполненных надежд, а мать оказывала всемерную моральную поддержку. Он очень эмоционален, чувствуя собственное предначертание и связанное с этим таинство творческого процесса, легко возбуждается, испытывает постоянную потребность работать и радуется своим результатам. В каждом художнике есть что-то от науки, и каждый ученый, особенно теоретик, испытывает особое отношение к искусству. И наконец, многим творческим личностям присуще чувство юмора: они умеют шутить и любят разыгрывать. Об этом написана не одна книга.

Творческая находка имеет под собой чисто статистическую основу. Постоянно действующий механизм ассоциаций дает несомненное преимущество, повышая вероятность получения той комбинации, которая именуется открытием. Не верьте менторскому утверждению, что гений - только упорный, тяжелый, изнурительный труд, и не вспоминайте по этому поводу, сколько лет Ч. Дарвин посвятил своей теории и сколько раз Л. Толстой переписывал "Войну и мир". Трудным это кажется для эрудита, от которого нередко тоже требуют творческую отдачу и который тратит уйму времени на инвентаризацию своего умственного имущества. Для творческой личности заниматься тем, чем она хочет, - это естественное состояние, потребность, счастье. Ведь недаром говорят, что творческий работник не остается безучастным к вознаграждению, но в случае чего он готов платить деньги за право заниматься любимой работой.

О сосредоточенности, умении отвлекаться, ослаблять обратную связь и от этого становиться рассеянным, чудаком, "не от мира сего" говорилось много. Именно к такому обращался С. Маршак:

Ты много ли видел на свете берез? 
Быть может, всего только две, - 
Когда опушил их впервые мороз 
Иль в первой весенней листве.
А может быть, летом домой ты пришел, 
И солнцем наполнен твой дом, 
И светится чистый березовый ствол 
В саду за открытым окном.
А много ль рассветов ты встретил в лесу? 
Не больше, чем два или три, 
Когда, на былинках тревожа росу, 
Без цели бродил до зари.
А часто ли близких ты видел своих? 
Всего только несколько раз - 
Когда твой досуг был просторен и чист 
И пристален взгляд твоих глаз.

Творческий работник оригинален и независим в суждениях, питает отвращение к банальности, всегда стремится к новому, нетривиальному. Он мыслит самостоятельно, не связывая оценку информации с авторитетностью ее источника. Фантазируя, подвергает сомнению очевидные для всех истины. Он тот "дурак", который не знает, что задача неразрешима, приходит и решает ее. И он лишен косности не только в своей работе.

Еще более удивительное - беспечность творческой личности, щедрость, доходящая до расточительности. Идея предлагается и, если нет желающих воспользоваться ею, бросается и забывается. Поэтому порой на свои ранние произведения ученый и художник смотрят как на созданные другими. Так, жена Ф. Достоевского вспоминала, что через пять лет после выхода в свет романа "Униженные и оскорбленные" автор уже смутно помнил его содержание и с интересом перечитал.

Такой ученый замкнут. Он живет в собственном творческом мирке. И чем богаче этот мир, тем реже возникает потребность покидать его. В неблагоприятных жизненных условиях "скорлупа" даже помогает. Выдающийся ученый-революционер Н. Морозов четверть века провел в заключении, в основном в Шлиссельбургской крепости. Из-за слабого здоровья товарищи по заключению прочили ему скорую гибель. Но спасла интенсивная умственная деятельность: он не только думал, читал и писал, но и с помощью стука устраивал лекции для других заключенных. Собственно научная деятельность Н. Морозова началась уже после тюрьмы и продолжалась сорок лет.

Не менее интересную историю поведала нам минувшая война: математик Я. Трахтенберг, уроженец Одессы, побывал во многих гитлеровских концентрационных лагерях и в условиях каторжных работ изобрел и усовершенствовал метод устных арифметических действий с многозначными числами, принесший ему мировую известность.

Однако замкнутость может усиливаться и по другим причинам: все большее углубление в свою область, боязнь критики со стороны эрудитов и семейные конфликты также толкают к одиночеству. В результате перестает действовать одна из составляющих удовлетворенности работой - участие и признание.

Забота о творческих личностях - важная общественная задача. Такие люди порою с детства начинают проявлять свою непохожесть на других, вызывая неодобрение педагогов и школьных товарищей, а потом начальников и сослуживцев. Оригинальность суждений, характер с "завихрениями", житейская беспомощность, естественно, нравятся не всем. Перестанем упрекать предков, что они сразу не оценили Коперника, Колумба, Сезанна. Лучше займемся нашими "чудаками" и не будем давать их в обиду.

Забота о творческих личностях - важная общественная задача

Итак, много ли творческому работнику нужно? Возможность увлекаться, возможность уединяться, доброжелательно поговорить с коллегой, а если коллеги нет - заменить его своим близким и, делясь с ним, допонять недопонятое. А что нужно для творческого подхода во всем? Почти то же самое.

За площадью Маяковского в Москве стоит обычное школьное здание. Вы проходите мимо шумной ребячьей вешалки, поднимаетесь по лестнице и на четвертом этаже попадаете в необычную обстановку: ковры и кресла, фотографии и яркие смешные плакаты на стенах, музыка и улыбки. Здесь владения Игоря Юрьевича Шехтера - педагога, лингвиста, психолога, социального психолога, но прежде всего энтузиаста нового метода обучения иностранным языкам. Он рассчитан не на эрудитов, пассивно заполняющих свою необъятную память, а на творческий подход с яркими зрительными, звуковыми и образными ассоциациями.

Пятнадцать человек в течение месяца приходят сюда каждый день после работы. Конечно, все утомлены, многие озабочены текущими делами, некоторые раздражены по личным и неличным поводам. Но все это исчезает, прежде чем прозвучат музыкальные позывные к началу занятий. И когда поздно вечером они смешиваются с толпой выходящих из Театра сатиры, их оживленные лица кажутся чуть менее усталыми.

Каждая учебная группа подбирается заранее. Языковой текст различает, но не разделяет членов группы на "абсолютные нули" (никогда не изучавшие язык) и "практические нули" (изучавшие его). Вместо зачетной книжки каждый получает вымышленное иностранное имя и краткую биографию. Так начинается двойная жизнь.

Первый день. Кресла, в которых сидят все пятнадцать, образуют кружок. Входит преподавательница и говорит по-английски:

- Здравствуйте, дамы и господа! Я рада познакомиться с вами. Меня зовут Лина Файн. О, доктор Кук! Какими судьбами вы здесь, Ричард? Проводите отпуск? Тесен мир! Ричард, познакомьтесь с моими друзьями. Это мистер Уолтер Уест из Вашингтона. Он химик. Чарлз Кларк - архитектор. Он из Кардиффа...

Так происходит знакомство и начинается двадцатичетырехактный спектакль, где зрители по совместительству выполняют обязанности актеров. Здесь нет парт, не вызывают к доске и не ставят отметок. Активные импровизации сменяются пассивным прослушиванием того, что в лицах изображает преподавательница, потом просто читает, резко меняя высоту тона, потом читает очень тихо под звуки музыки Баха. Так закладывается фундамент того, что вылезает в разговорах через несколько дней. И несмотря на то, что каждый день на головы слушателей выливается много непонятного, у самых робких в конце концов развязываются языки, не умеющие петь поют и водят детские английские хороводы, ничуть не смущаясь почти постоянно присутствующих зрителей - преподавателей из Москвы и других городов или просто любопытных. Читать и писать учатся по тому, что уже усвоено на слух.

И у самых робких в конце концов развязываются языки

В один прекрасный день участники "приезжают" в Москву в качестве иностранных туристов. Они беседуют с "гидом", обмениваются впечатлениями, кто как устроился в гостинице, что кому хочется посмотреть в Москве, в какой город поехать. Те, кто уже раньше был в советской столице, делятся своими познаниями. Потом к дверям школы подается теперь уже настоящий автобус с настоящим гидом "Интуриста", и совершается поездка по Москве. "Иностранцы" веселы, шумливы, перебрасываются словами и тормошат гида. А тот целый день мучается над разгадкой: кто они - англичане, американцы? Конечно, нет, говорят с непонятным акцентом, но тогда кто же?

Заключительный акт - с натяжкой его можно назвать экзаменом: в присутствии комиссии и всех желающих учащиеся разыгрывают уже придуманные ими жизненные ситуации, демонстрируя, чему научились. А потом каждый называет свое настоящее имя и делится впечатлениями. Страшно не хочется расставаться: двадцать четыре дня с радостью ждали занятий, привыкли друг к другу и к своей Лине Файн. Елене Анатольевне. Выступает бывшая Джейн Бостон из Шотландии. Она волнуется. Игорь Юрьевич напоминает, как на семнадцатом занятии та вдруг употребила несколько слов и конструкций, которым ее не учили. А в досье точно сказано: "абсолютный нуль". Напрасно "Джейн" клялась, что не изучала английского. Все объяснилось просто: ее мама вдруг вспомнила, что сорок лет назад отдавала дочку в уличную "английскую группу".

Вопросы, которые волновали всех: почему столько тратится школьных часов, а в вузах сдается много "тысяч слов" и без большого эффекта? Почему даже при любви к учебе так трудно посещать обычные вечерние школы и вечерние отделения вузов? Ответы давал Игорь Юрьевич, волновавшийся на каждом обсуждении не менее других.

- Вы знаете детскую игру "...черное и белое не носите, "да" и "нет" не говорите. Вы поедете на бал?" Эта игра напоминает традиционную систему обучения языкам: адаптивный перевод, говорить учат сначала в настоящем времени, потом в прошедшем, знакомят с каким-нибудь "партиципом-цвай" и так далее. Но ведь это насилие над интеллектом. Надо учить язык так, как учит его ребенок: творчески, играючи, активно, интересно, с хорошим психологическим настроем, без ошибкобоязни и сначала не отдавая себе отчета в падежах и частях речи.

Обучение во сне и метод внушения - это терапия. Наш же метод - жизнь, языковая стихия. Вы помните день, когда наступала апатия и казалось, что так никогда не научитесь говорить? И когда по дороге домой, в метро или автобусе, вам начинало казаться, что окружающие говорят по-английски. И та ночь, когда впервые приснился английский сон?

Мы дали вам полторы тысячи слов. Они составили вашу основу и присоединились к тем, что вы знали. Желающие могут прийти через три месяца и записаться на дополнительный месячный курс для усовершенствования. Когда-нибудь мы введем и третий - высший курс. Мой совет - пока тренируйтесь, слушайте радио, читайте английские тексты, но без словаря, и не смущайтесь, что местами вообще ничего не понимаете - со временем начнется приращение словарного запаса. Только за эти три месяца не включайтесь в какую-либо другую систему обучения языку.

Потом задаю свой вопрос я:

- Если бы к вам приходили толпы преподавателей, желающих работать у вас, какие требования вы предъявляли бы к ним?

- К нам действительно приходит много желающих, и остается один из тридцати. Мы его изучаем психологически. Он не должен быть интравертом, то есть закрытым: не наладится тесный контакт с учащимися. Слишком большой эстраверт, то есть открытый, - тоже плохо: появится желание работать на себя. Ему придется отказаться от учительской привычки постоянно исправлять ошибки. Он должен быть эмоциональным. Недавно в Англии вышла интересная книга "Мимика учителя". И еще он должен бегло и живо говорить и петь. Потом мы приглашаем преподавателя из МХАТа, и он обучает нас начаткам сценического искусства...

Так трудится коллектив кафедры новых методов обучения иностранным языкам. Совершенствуется и изменяется программа, насыщается музыкой, вводятся молчаливые дни с просмотром фильмов, прослушиванием магнитофонных записей сцен, раскладыванием "пасьянсов" и складыванием кубиков с конструкциями фраз. И все это под заочным пристальным надзором лингвистов-эрудитов, которые никак не могут представить себе учебную программу без доски, тетрадей и ручек и без неукоснительного соблюдения грамматических правил.

Однажды, поднявшись на свой четвертый этаж, Игорь Юрьевич увидел "Джейн", одиноко сидевшую в кресле.

- Здравствуйте! Не гоните меня отсюда. Я зашла, чтобы исправить настроение. Вот уже стало почти совсем хорошо...

Не так давно социологи распространили в нескольких странах анкету с перечнем дел, которыми человек занимается в течение недели, и с просьбой указать, что стимулирует его творческую деятельность. Первые места по числу голосов заняли три процесса: утреннее лежание в постели, утренняя прогулка и воскресная загородная прогулка.

Утром вас разбудил будильник. Вы не выскакиваете, как пылкий воин из своей палатки (по выражению Ч. Диккенса). И, прежде чем не спеша совершить туалет и позавтракать без хронического страха опоздать на работу, можете позволить себе минут 15-20 (не более) полежать, вспомнить, что делали вчера и что предстоит делать сегодня. Не исключена возможность, что важное решение будет принято именно в это время. Здесь нет ничего удивительного: ночью ваши мыслительные процессы лишь приторможены, но не бездействуют, и как сразу же после пробуждения лучше вспоминается сон, так и "вдруг" решается задача, над которой бились не один день. Утренняя спешка сильно снижает творческий потенциал.

Утреннее лежание в постели стимулирует творческую деятельность

Выйдя затем из дому, вы не толкаетесь в городском транспорте, а хотя бы несколько кварталов медленно идете пешком. Обязательно медленно. Потому что просто утренняя ходьба хороша для здоровья, а медленная - для творчества. И пусть прохожие обгоняют вас, недоуменно оглядываясь, не обращайте на них внимания и не переключайтесь на их темпо-ритм.

Воскресная загородная прогулка тоже очень важный фактор (лучше если он сочетается с первыми двумя, потому что трудно вдруг настроиться на ассоциативное мышление, занимаясь рутинной текучкой всю неделю). Считается, что в воскресенье вы отдыхаете: гуляете со своими детьми (если они у вас есть) или без детей (если их у вас нет), дышите чистым воздухом, но мысли ваши далеко-далеко.

Кое-кто, по данным анкетного опроса, сохраняет творческий накал в столовой, на затянувшемся совещании, вечером - на концерте или в гостях. Но только сохраняет, при наличии основных стимулирующих факторов. Имеются, конечно, такие, кто уверяет, что ночь - идеальное время для творчества. Во-первых, всегда бывают индивидуальные отклонения. Во-вторых (что вероятнее всего), ночное бдение - это единственное средство для сильной творческой личности преодолеть дневную рутину.

В Новосибирске провели другое обследование, показавшее, что даже при жестком графике работы пятую часть лабораторных и половину литературных занятий мужчины-ученые умудряются выполнять в более спокойной домашней обстановке, при этом треть бездеятельного суточного отдыха у них приходится на рабочие часы в институте. Женщины по известным причинам дома научной работой не занимаются, и поэтому творческая отдача у них, соответственно, меньше.

Однажды я целый день провел в крохотном отраслевом институте. Началось с того, что у порога меня чуть не сбила пожилая женщина: часы показывали без одной минуты. Темп ее ходьбы настолько не соответствовал возрасту, что я стыдливо отвернулся, тут же забыв про обиду. Потом я увидел эту женщину в коридоре: она долго не могла отдышаться. В обеденный перерыв небольшой пищеблок прилагал максимум усилий, чтобы за час обслужить всех. За пять минут до конца рабочего дня наступила какая-то напряженная тишина, чуть подрагивали выходящие в коридор двери. Зазвенел звонок - и пронесся стремительный, всесокрушающий вихрь. Горе случайному посетителю, который оказался бы здесь в это время. Через десять минут все стихло, и по коридору шла уборщица, подбирая бумажки.

Мне невольно на ум пришли слова академика А. Ферсмана, что тот не ученый, кто каждый день запирает свою лабораторию ровно в пять и спокойно отправляется домой.

Через несколько дней на межведомственной комиссии обсуждались условия труда сотрудников института. Представитель дирекции с гордостью поделился опытом разработки новой документной формы: двойной объяснительной записки за опоздание более двух минут. Если опоздавший ссылался на троллейбус, сотрудник отдела кадров звонил в троллейбусный парк, писал соответствующее объяснение и скреплял своей подписью; бумага затем подшивалась в личное дело. Была разработана и другая форма: отпускной лист. Отпросившийся до делам в другой институт писал обоснование и результаты похода, после чего шли визы; листы также подшивались в дело, и суммарное время отлучек вычиталось из годового отпуска.

И это еще не все. Дирекция предусмотрела сотрудникам не только места для курения, но и время двух общих перекуров.

Между тем сотрудники работали по 50 человек в комнате с одним телефонным аппаратом, который, естественно, был всегда занят и создавал непрерывный шумовой фон. Как видим, кто не хотел творчески работать, мог не работать - лишь бы не опаздывал и не отпрашивался. Кто же хотел работать, добиться большого эффекта здесь было довольно трудно. Представитель дирекции так и не понял, почему в их адрес не было похвал.

(А вот что я узнал на Высоких Татрах из опыта словацких товарищей: там, где придается значение творческой составляющей в труде, вводится скользящий график. Есть обязательные часы работы и необязательные - до и после; в пределах необязательных часов сотрудник приходит и уходит, когда ему вздумается, регистрируя приход и уход и контролируя таким образом свой бюджет времени. Впрочем, это не относится к лицам собственно творческих профессий.)

Но пусть читатель не думает, что все условия для творчества - в организации рабочего места. Почти треть полезной для себя информации инженер получает из непосредственных контактов с коллегами, административный работник - и того больше.

Послушаем, о чем говорят в коридоре или на лестничной площадке в НИИ - самых неудобных "местах для курения". Только ли о футболе и женщинах? И почему вдруг в курилке проходят апробацию многие научные идеи, назначаются важные встречи, именуемые кулуарными?

Конечно, существуют те, кто имеет собственный кабинет или имеет на него право. А как быть основной массе сотрудников? Где им принимать посетителей и совещаться с коллегами? На рабочем месте, мешая при этом соседям? Или же в другом месте? Но каком?

Мы привыкли ставить чуть ли не знак равенства между разговором, болтовней и беседой. Кто-то назвал беседу выставкой интеллектуальных предметов ширпотреба, где каждый занят собственным товаром и не смотрит на чужие. Отсюда лозунг - побольше дела и поменьше слов, который все же нельзя понимать буквально. Во всяком случае, не будем забывать, что словесный контакт, когда он возможен, - это самая оперативная и дешевая форма обмена информацией. Чтобы сделать его эффективным, стимулирующим творчество, требуется гарантия содержательности (информативности).

Поэтому нотовцы уделяют все больше внимания организации кулуарных встреч, а дирекция отводит для этого особое помещение, если хотите, коллективный кабинет, проветриваемый, с плохой акустикой, чтобы за несколько метров ничего не было слышно (можно с мягкими диванами и венгерской кофеваркой) - все это, разумеется, под административным контролем.

В НИИ на этом диване можно провести, например, исследовательский поиск. Кстати, он поэтому назван кулуарным. Опытный творческий работник старается заручиться поддержкой не менее опытного эрудита, чтобы на основе взаимного доверия повторить с ним логический путь рассуждений до возникшего тупика, прощупывая при этом все варианты возможных выходов.

Любопытно, что паре творческих работников (при условии, что они не работают вместе над одной темой) проделать этот путь бывает труднее, а трое легко уподобляются лебедю, раку и щуке, так как имеют разные интересы.

Когда в кулуарном поиске участвует одно лицо с творческим складом и два эрудита, то движение по лабиринту знаний также будет затруднено: ведущий потратит больше сил на ведомых, а ведомые могут не только не понимать логику ведущего, но и друг друга. Кроме того, их численный перевес чреват бунтом - открытой критикой, которой творческий работник страшится более всего. Когда же согласья в товарищах нет, из научных джунглей можно не вернуться.

Существует классический пример информационного вакуума: производственные совещания. Нотовцы любят прикидывать, сколько людей при этом отвлекается от работы, на какой срок, какую они получают зарплату и сколько каждый при этом получает полезной информации. Напрашивается вывод, что налицо один из эффективных способов пускать государственные деньги на ветер. Сказанное не означает, что совещания совсем не нужны. Во-первых, не будем называть их производственными, поскольку их проводят не только на заводах. Во-вторых, совещание - это когда советуются, вместе решают какой-то вопрос. Если же руководитель созывает всех, чтобы получить отчетные сведения, дать инструктивные указания, кого-нибудь выругать или похвалить, пусть называет это как угодно, но только не совещанием.

Созывая совещание, начальник должен быть уверен, что ставится вопрос, который не был решен ни индивидуально, ни в кулуарах. Что участники приглашены числом поменее, ценою подороже, преимущественно активные творческие работники. Что атмосфера совещания - самая непринужденная; каждый может свободно сказать то, о чем думает, и нет любителей обсуждать чужие мнения, не высказывая собственных. Что такое новая идея? Жалкий, маленький росток. Нет ничего героического растоптать его. Конечно, многие ростки - пустоцветы, но нужно дать им подрасти, чтобы затем заняться прополкой и пересадкой.

И совсем неважно, что будет результатом совещания: примется коллегиальное либо единоначальное решение или председатель поблагодарит и распустит собравшихся, сказав, что еще подумает сам и решит окончательно. Важно, было бы над чем подумать. Важно стимулировать коллективное творчество и зажимать неуместную в данных условиях критику. Как сказал известный информационный работник: "Если через водопроводный кран пустить холодную и горячую воду - пойдет не холодная и не горячая, а теплая вода. Если вы будете одновременно критиковать и творить - у вас не получится ни достаточно охлаждающей критики, ни достаточно воспламеняющих идей".

Бывает, что совещание ни к чему не приводит. Тогда руководитель прибегает к последнему средству: он организует совещание более высокого уровня, по методу "мозгового штурма". Этот метод разработан в 50-х годах в США. Существует опыт его применения в нашей стране, опыт не всегда положительный, и не потому, что метод плох; при кажущейся простоте он не такой уж простой.

Первое, что надо сделать: тщательно подобрать состав участников, позвонить директорам родственных предприятий, попросить у них взаймы творческих работников, имеющих какое-нибудь отношение к решаемому вопросу. Хорошо, если это отношение будет разным. Проверить, чтобы вместе не попали начальники и их подчиненные, и вообще лучше, чтобы участники мало знали друг друга.

Затем издается приказ с перечислением состава участников. Одновременно назначается комиссия эрудитов для обработки материалов "мозгового штурма".

Мозговой штурм

"Штурмовиков" сажают на автобус и отвозят куда-нибудь подальше: в лес, степь, на море или в горы, чтобы на несколько дней вырвать из круга служебных и житейских забот. Прикомандированный психолог проводит моральную подготовку. И в назначенный день при закрытых дверях, за символическим или реальным круглым столом, а то и просто на траве проводится "штурм". Председатель - опытный организатор и обаятельный человек, не являющийся начальником никому из присутствующих, еще раз обрисовывает создавшееся положение, отмечает спорные моменты и возможные направления поиска. Потом включает магнитофон и поочередно вызывает всех.

Время выступления - две минуты. За две минуты нужно коротко изложить пришедшую в голову мысль, не заботясь о ее обосновании; обсуждать, критиковать высказывания других и даже внешне реагировать на выступления запрещается. Нарушившие эти условия "выставляются за дверь".

Так в быстром темпе, до 45 минут без перерыва, происходит "штурм". Каждый слушает и не знает, когда спросят его мнение. Но он может попросить слово вне очереди и сразу же получит его, если поднимет два пальца: знак того, что ему удалось соединить две высказанные идеи в одну, а это очень отрадно.

Общая продолжительность дневного "штурма" не превышает полутора часов, но, по данным физиологических исследований, энергозатраты участников за это время соответствуют 10 -12 часам обычной работы.

Через два-три дня все возвращаются в город. Пленка с записями передается комиссии эрудитов, которые внимательно прослушивают ее и выуживают все сколько-нибудь ценное. Как показывает опыт, в среднем на 100-120 высказанных идей лишь несколько заслуживают внимания и только одна содержит решение поставленной задачи. При этом не доискиваются, кто первый сказал "э", и автором принятой идеи считается весь коллектив "штурмовиков".

Как видим, в основе метода лежит стимуляция коллективного творчества с максимальным ослаблением обратной связи: "А вдруг я говорю чушь, вдруг меня засмеют или, еще хуже, назовут дураком".

А когда же можно посадить эрудитов и творческих работников в один садок? На заседаниях, проводимых по методу с интригующим названием "адвоката дьявола". Этот метод пришел к нам со времен средневековых церковных диспутов и в чистом виде сохранился в практике защиты диссертаций.

Идет заседание ученого совета. Диссертант делает доклад. Выступают оппоненты. Все разыгрывается как по нотам. И все знают, что диссертация будет защищена. К чему все это? Бывает, конечно, что диссертант "проваливается", но тогда страдает не только он, но и ученый совет - за то, что выставил на защиту неподготовленную работу. Опять, спрашивается, зачем все это?

Отвечаем - для доводки.

В буддийской иерархии обучения существовало множество ступеней: сначала нужно было научиться грамоте, потом окончить обычную монастырскую школу, потом школу реалики буддизма, школу символики, высшую школу символики, вторую высшую школу символики, факультет философии буддизма для избранных и, наконец, факультет восточной медицины. На каждом из этих переходов устраивался не экзамен, а диспут, когда старшие коллеги поверяемого - оппоненты (то есть "возражающие"), "адвокаты дьявола" старались вопросами сбить его с толку, сомневались во всем.

Но вернемся в наши дни. Зал исследовательской или проектной организации наполнен. Идет активное обсуждение проекта или отчета. Кто они, находящиеся на сцене? Растратчики государственных средств, очковтиратели? Почему столько резких порою вопросов и реплик из зала? Тот же метод "адвоката дьявола". Эрудиты долго молчали, терпели, пока творческие личности растили идею. Теперь ее можно потрогать, пощупать, потрепать, постараться вскрыть недочеты, показав свою эрудицию. И это лучше сделать теперь, чем позже. И никто за внешней запальчивостью не выходит за рамки частных оценок идеи. Раз ее довели до стадии такого обсуждения, в целом она имеет право па существование.

Это напоминает стендовое испытание машины, запускаемой в массовое производство. Почему ее подвергают предельным эксплуатационным нагрузкам, далеко выходящим за нормальные? А чтобы посмотреть, какой узел "выскочит" первым, и затем заняться его доводкой, сделав конструкцию в конечном итоге более надежной.

"Мозговой штурм" - принудительная форма коллективного творчества. Существуют и произвольные формы. К числу их относятся коллоквиумы.

Коллоквиум в переводе с латинского - беседа, непринужденный, без критики, обмен мнениями, поиски новых подходов. Известный Пуассийский коллоквиум был созван в 1561 году, чтобы примирить католиков и протестантов. И кибернетика родилась за столом коллоквиумов при участии "повивальных бабок" - представителей многих наук.

Коллоквиум в Татранска Ломница в общем соответствовал всем канонам. Только организаторы его были чуть пристрастнее, отдавая отчет в том, что приехали специалисты по условиям творческого труда.

Участников поселили в одном отеле, где оформление вестибюля, по ироническим отзывам, вызывало кровожадные инстинкты, а ночью будоражил воображение ярко-синий или ярко-красный цвет мебели. Заседали в одном из залов ресторана, где каждая делегация номинально имела свой стол, где, слушая докладчиков, можно было пить минеральную воду или кофе, но задавать докладчикам вопросы было нельзя. Ели в другом зале ресторана, и после ужина засиживались допоздна.

Вместе отправлялись на экскурсии. Любовались остроконечными вершинами, которые кутались в пушистых облаках и затем вдруг раскрывались, сверкая только что выпавшим снегом. Вместе гуляли вблизи отеля между двумя церквушками: католической, новомодной, из бетона, стекла и алюминия и протестантской, по-старинному строгой, почти аскетической. Последняя ночью светилась своей белизной на черном фоне леса, и к ее закрытым дверям вела таинственная извилистая тропинка. Мы восхищались этой красотой и уходили спать с мыслями завтра снова увидеть ее. И однажды кто-то сказал: "Вот бы церквушку во двор нашего института, и жар-птица творческих удач прилетала бы к нам каждый день".

Как всегда, в ночь перед отъездом не хотелось спать, и особенно остро проявлялось чувство незримого коллектива. Профессор из Карл-Маркс-Штадта хотел сказать всем что-то очень теплое, но потом взял мел и написал на доске, которую еще не сняли в ресторане: "Мне кажется, что если между народами нет истинного сотрудничества, то это происходит оттого, что люди друг друга не знают и поэтому друг друга боятся. Людям ненавистно то, что внушает им страх. Но люди не боятся того, что им хорошо знакомо. Поэтому необходимо ближе узнавать людей, больше с ними общаться. А если знаешь людей - нельзя их не любить" (Жорж Сименон). Вот так в науке. Так и среди специалистов.